— Ммнээ, — начала оправдываться Голубева, но быстро потерялась. Инфантильность и ребячество все еще играли на территории заднего прохода, но вот с мальчишками, самыми настоящими семилетними мальчишками, Лариса никогда не была дружна и редко таких встречала. А тех, кого встречала, обстреливала залпом слюны прямо в глаз (у Минина тогда еще ячмень сразу же выскочил, ха-ха, и папа его ругался). О своих семилетних сорванцах Ларочка пока не задумывалась, поэтому книгами по психологии и педагогике не зачитывалась – от того и застыла на пороге счастливой статуей со скомканной брошюркой «Профессорсона…» подмышкой. — Для тебя я особую же программу придумала! — быстро-быстро залепетала Лара и отчаянно аккомпанировала себе кивками светловласой головы. А потом брутально понизила голос: — Взрослую.
Кузину Ларочка любила и семью ее обожала до умопомрачения, однако на сей раз визит Голубевой был не намеренным, а вынужденным: в ее доме поселился замечательный сосед – а именно папаша таракан со всей своей тараканьей семьей. Лариса с Женей переглянулись, заорали и бросились в разные стороны – никто из них в Тибидохсе и не думал, что когда-нибудь встретится с ТАКОЙ нежитью и, разумеется, никаких заклинаний не знал, разве что магическое сочетание цифр – номер дезинсектора, который, приехав, деловито повесил на их дверь табличку «карантин» и посоветовал непутевым хозяевам навестить родственников и завести себе мозги. Срочно скупив весь близлежащий супермаркет и бубня на уклад жизни лопухоидов, Лариса устремилась к Наде и пыталась придать глазам сверкающий успешный вид, ведь если заявить сестре, что она сподобилась заглянуть на огонек только из-за усатых рыжих насекомых, то та обидится и ведь подложит как-нибудь под ничего не подозревающую Голубеву подушку-пердушку!
Разбросав подарки по квартире, Лариса начала отвлекать внимание своим проверенным и любимым способом – создавать из своего существования на этой планете праздник. Заявив, что она хочет погостить, девушка тут же залезла под кровать с детьми – как будто играть, но на самом деле прятаться от серьезных разговоров; под предлогом неожиданно проснувшейся любви к готовке, она всегда готовила отдельно от Нади и постепенно вытеснила ее и вовсе, а когда чета Маковецких за ужином раскрывала рот, Голубева делала круглые глаза и утверждала, что забыла домолиться, а когда Лариса молится – все глухи, немы и толерантны. В результате Ибисова-Маковецкая оставила попытки спрашивать, как вообще дела, и детей она тоже, впрочем, оставила на Голубеву. Лариса была только и рада: столько любимых дел можно делать, ссылаясь на то, что детям это нравится, а ей, такой прекрасной и ангельски терпеливой, нетрудно их порадовать. И посмотреть «Профессор Профессорсона…» на большом экране девушка мечтала уже года три, с момента выхода первой части знаменитой экологической франшизы – «Профессора Профессорсона и разноцветных газовых выхлопов». Теперь же, после насыщенного утра, Лариса устала – и гнев юного почти-маковецкого был ей непонятен, сама бы Лариса никогда бы не обиделась, если бы вместо похода с младшими ей предложили прекрасный детский сон и возможность потом оттянуться по-взрослому с молодой теткой. Да и стремящиеся к варикозу ноги Голубевой уже устали стоять на каблуках, так что стоявший на проходе Вовочка был не единственным недовольным в этой квартире. — Не злись, Вовчик, — извинилась Лариса на всякий случай, чтобы точно не чувствовать за собой никакого греха. И начала разуваться.
Девушка уже набрала в грудь побольше воздуха, чтобы радостно выдохнуть, вылезая из последнего тугого сапога на каблуке, как вдруг ее молнией сбила и откинула в сторону Надя. В полуметре от них и от детей рухнула на пол непонятно-зачем-такая-большая-в-прихожей-люстра. Мамочка моя бабуся! — только и успела подумать девушка, вспоминая небезызвестного играющего комментатора.
Тонким голосом Маковецкая, все еще зарывшись в шею Голубевой, скомандовала закрыться в комнате и не выходить оттуда. Полежав в ее объятиях секунд десять, Лариса ощутила, что на сегодня сестринской нежности ей хватит. Она ласково обхватила голову сестры: — Надя, я могу подарить тебе свой парфюм, если хочешь, но чуть ниже у меня начнется грудь – и это уже будет неловко.
Попытавшись шевельнуться, она почувствовала, как легко рвется ткань единственной кашемировой вещи в ее гардеробе: любимые Надеждой большие и замысловатые вещи, в данном случае – сережки, зацепились за свитер Ларисы крупной вязки, и Надя не двигалась лишь потому, что боялась оторвать бестолковыми серьгами свое милое анитино ушко.
Отредактировано Лариса Голубева (2013-10-03 04:52:03)
