Прогресс заключался хотя бы в том, что по дороге к дому цепенящего ужаса Алина не испытывала. Друг, как она его называла, предупреждал, что придется иметь дело с огромным дворцом, населенным массой людей, но особняк хоть и возвышался величественно, но был вовсе не так велик, как представляла его Оближи. Вдобавок ко всему дом был белым – совсем удивительные цвета для их мира.
      Через массивные ворота девушку пропустили сразу – наверняка заслуга платья, его мне подарил Горре! Он еще тогда улыбнулся – своей кривой, но какая разница – и сказал, что платье такое же, какое носила бы дочь министра. Алина уверена, что Партер имел в виду не только то, что он называл Миссией. Наверное, он еще сказал, что она красивая. А кому еще сказать? Продавщицы овощей обычно молчат.
       Сонный охранник, всего два часа как заступивший на ночную смену, включил и выключил свет в ее честь. Это тоже приятно. Но немножко страшно! Когда Алина еще в самом начале вела себя дурно, Горре закрывал ее в сарае, который он сам называл гаражом, и включал-выключал свет, включал-выключал, включал-выключал. Еще смеялся за дверью и говорил, что это полезно для того, чтобы научиться быть послушной. Он был прав, но Оближи все равно часто думает, что не очень…
      Дальше было совсем просто – от ворот до дома больше не встречалось никаких препятствий, лишь идеально ровная и широкая дорога, выложенная гравием и приятно хрустящая под ногами. Дома у Партера хрустели лишь тараканы под ботинком хозяина. По левую и правую руки раскидывались совсем молодые деревца. Этот двор вообще производил впечатление молодости, не предвещал ничего плохого.
     Но и воздушная худая Алина Оближи в белом платьице и белой курточке, с раскиданными по плечам волосами, поднимаясь по бесконечным ступенькам, была уверена, что ее появление не может предвещать ничего плохого. Ведь всё, чему научил ее Партер, было хорошо: послушание, помощь, понимание. Он говорил: я твой Друг, ты должна меня понимать. Иначе у нас ничего не получится. И снова был прав! Удивительный Друг. Пожалуй, в нем было что-то надрывное и пугающее, но человек, который так болеет за свой мир и хочет изменить его к лучшему – не может быть другим. А когда Алина, схлопотав очередной неожиданный удар поддых, жалобно ревела у себя в сарае, он приходил к ней с чаем и убеждал, что еще мягок, а вот Олегсий Повальный… тот да.

     О том, что будет дальше, Оближи ничего толком и не знала. Друг объявил, что если она будет хорошей актрисой, то мир станет светлее на одного министра, а Алине присвоится священное звание – Дитя Революции. Нет ничего лучше, чем засыпать как Алина, а просыпаться как Дитя Революции. Но они не будут никого обижать!
— Я совсем не та, кем была год назад, — думает Алина, нажимая на дверной звонок. — Но это, наверное, хорошо. Горре говорит, что хорошо… И что такие, кем я была, не выживают.
     Психопата Партера Оближи считала лучшим своим другом, что было довольно предсказуемо, если учитывать, что на нем начинался и заканчивался ее сильно сузившийся мир. Впрочем, не так давно Горре, убедившись, что теперь девушка не сбежит, начал отпускать ее в магазин за овощами: еще один плюс его заключался в том, что он вел здоровый образ жизни и обожал животных.
      Размышлениями о Горре Алина абстрагировалась от внешнего мира, который уже год как был ей не чужд, но невоспринимаем. Всё, что происходило дальше ее «гаража», Оближи узнавала лишь по обрывкам газет, сжигаемых в печи Отцом Революции. Он себе это имя присвоил еще до начала каких-либо миссий.

     Дверь открывается… Оближи предупреждали, что дверь может открыть охранник, экономка, прислуга или кто-то, кого она и вовсе не ожидает увидеть, но на пороге стоял сам хозяин дома, министр. Седой, усталый, красивый и очень худой. Худобой и сединой он напомнил Алине ее же отца, и она уже было оступилась назад, как вдруг спину ее пронзил невидимый остальному миру синий, колючий глаз. Да и министр вдруг помягчел в чертах и воскликнул:
    — Дина!
Надо было бы ему поддакнуть, но Алина почему-то молчала, опустив голову.
     — Ты вернулась!
     — Пришла вот.
Вряд ли Друг вручит Оближи премию за лучшую женскую роль, но очень сложно обманывать того, кто так искренне радуется тому, что она вернулась, даже если и назвал Диной. Горре не радуется, когда я возвращаюсь. Дина – Алина, у нас с его дочерью даже имена похожи.
    — И в этом платье! Летнем! — потрясенно охает он, и Алине становится ужасно жаль себя – ведь это она, она! – она ходит по улицам в летнем платье по улицам, чтобы заслужить себе звание Дитя Революции. Или хотя бы сон в лежачем положении. Министр, оказавшийся заботливейшим папочкой, заводит ее за плечи в дом и включает свет. Алина еще некоторое время прячет лицо, чтобы побыть дочерью министра – Диной, которая куда-то ушла, но замерзла и вернулась. Однако пронзительный взгляд мужчины заставляет ее таки поднять голову. Из правого глаза характерно течет слеза, Партер обязательно оценит этот момент, особенно если не узнает, что это вовсе не вживание в роль, а жалость к себе.
     Лицо министра не становится ни злым, ни огорченным, но оно начинает выражать еще больше усталости. Алину готовили и к агрессии, и к огорчению, и даже к попытки вывести ее за порог армией людей, но на усталость девушка не знала как реагировать. Поэтому она просто стояла и включенный свет заставлял ее чувствовать себя голой, почти порочной, вовсе не ребенком революции.

     — Вы не моя дочь, — констатирует факт министр и снова проходит к двери, но уже открывает ее. Для Алины, вестимо. В его движениях столько власти, что министру даже не нужно делать приглашающий жест рукой. У Алины есть несколько секунд, чтобы остаться.
     — Я не ваша дочь, но к вашей дочери, – Алина делает попытку расслабленно хихикнуть – когда-то, много жизней назад, еще в школе смех помогал ей заводить знакомства. Однажды улыбнувшись Снежкину, она лишилась родителей. — Она давно не появлялась…
      Где? От волнения она забыла всё, что учила об этой семье.  Министру, судя по выражению его лица, тоже крайне интересно узнать, где же так давно не появлялась Дина-летнее платьице. Оближи силится вспомнить, чем же занимается Дина, но перед глазами стоит Горре. Горре держит в руках веревку. Горре говорит: «Алина, я так расстроен. Разве мы не друзья?».
      Лучшие. Лучшие друзья!
      Остается один вариант.
Оближи начинает реветь.
      — Давно! Не появлялась… А я не могу… У ворот два дня ждала. Но я же ничего не сделала. Она не приходит из-за меня? Вы что-нибудь знаете? — Дитя Революции хватается за министра и принимает тонущий вид. — Я ничего не хочу! Только поговорить. Ну пожалуйста.

      …И вот они уже сидят за столом в большой, светлой гостиной. Министр предусмотрительно сел за другой конец бесконечно длинного стола, чтобы нечаянно не попасть под новый этап истерики, которой уже, разумеется, не будет – ведь Алина своего достигла. На данном этапе остается лишь одно: достать лекарство и положить ему в чай, но всё вокруг большое, яркое и давящее на сознание. Одна эта комната размером с четыре сарая, в которых могла бы жить Оближи, а прежде чем дойти до гостиной, они прошли еще две комнаты и коридор. Алина ощущает величину окружающего пространства и начинает задыхаться. Если бы Друг был рядом, он помог, закрыл бы ее в туалете или в подвале, но здесь есть лишь этот огромный стол – размером с коридор в доме Горре и человек на другом конце, который уже через несколько минут перестанет с ней разговаривать, а сейчас смотрит на задыхающуюся Оближи с опаской – вдруг снова начнет рыдать?
     Он предупредительно выходит из-за стола, чтобы оставить Алину наедине с собой. — Не уходите. — едва слышно пищит девушка ему вслед, забывая, что она Дитя Революции, машина для совершения правосудия, Друг для своего Друга. Она предпринимает первую и последнюю попытку избежать того, что должно случиться этой ночью. Но министр уходит; и тогда выхода не остается: Алина достает из-под пояса таблетку, медленно подходит к другому краю стола и кидает таблетку в томатный сок. Она берет стакан с соком в руку и нюхает. Немного подумав, девушка даже подносит бокал к губам, но внутренний голос, неискоренимый как безусловные рефлексы, шепчет ей: «Ты моё дитя революции». И Алина ставит стакан на место.
   
      Алина больше не знает, что делать. И чтобы не потеряться, она закрывает глаза и начинает звать.
      Друг, Друг, Дружок, выходи.
      Друг, Друг, Дружок, выходи.
      Он вот-вот появится – их связь нерушима.
[NIC]Алина Оближи[/NIC][STA]32 борьбы[/STA][AVA]http://sa.uploads.ru/9AGCJ.png[/AVA][SGN]Горницу наполнил дивный лунный свет.
И я не сплю - плету для тебя свой амулет.
[/SGN]

Отредактировано Лиза Зализина (2014-05-06 23:19:00)