- Ты самая отвратительная Крылова, которую я встречала! – сообщила Богдана зеркалу и тут же деловито намазала выскочивший за ночь прыщ зубной пастой. В данный конкретный момент она переживала один из самых драматичных мгновений в своей жизни – Дана себя ненавидела. Дело в том, что – черт-побери-как-стыдно-признаваться-то – ей приснился эротический сон. И с участием не абы кого (был бы это Пуппер, бо-же мой!), а очень даже Рори. Она бы никогда и не догадалась, что ей снится именно эротика, если бы не вдохновенные вздохи, ахи, намекающие крики и двухспальная кровать (довольно дешевая). Во сне это было прекрасно, по пробуждении – отвратительно. За оставшееся короткое время до практики в магпункте следовало решить, как теперь жить дальше и смотреть Вильнову в глаза. Следует ли спустить все на тормоза или уже обвинить друга во всех грехах и кинуть в него зубной щеткой?
Она встретила его в коридоре.
И тут же захлопнула за собой дверь. Вернулась в кровати, заправила ее и злобно пнула ножку. Правда, этим жестом непокорности обстоятельствам она отдавила себе большой палец ноги, но равновесие зла и добра тут же было восстановлено. Дана наконец решила умыться.

      Когда она лебедушкой приплыла в магпункт, свежая, умытая и непривычно красивая, Рори уже отнял ее работу. Доминантная альфа-самка Крылова привыкла видеть Вильнова за столом, самозабвенно копающегося в бумажках или перебирающего старые, уже давно потерявшие срок годности травы, которые потом излучали аромат на весь магпункт, когда как она, супер-Крылова, помогала Ягге или Соне Пряниковой. Хотя «помогала» - это сильно сказано… Держала бинты, например, кормила костеростов собственными ногтями или ковырялась магическим пинцетом в носу. А сейчас – вы только поглядите! – стоило этим двум гарпиям разъехаться по делам, как он тут как тут, занял ее место, отобрал ее венец славы! И уж совсем добил – в эротическом сне приснился… Поэтому вместо обычного приветствия Богдана только нервно и судорожно дернула рукой. Раньше и этого неуловимого жеста хватало, чтобы Рори улыбнулся и начал свое неизменное повествование: рассказывал бы сон, поведал, что случилось в Зале Двух Стихий, дал бы характеристику каждому лежащему в магпункте…
Но сейчас он был занят девушкой – и занят настолько, что не откликнулся на ее характерный кашель. У тебя дурацкое выражение лица, идиот! – кинула Крылова Вильнову свой саркастический посыл, но и он не был пойман, а раньше сбоев не случалось. И тут Дана занервничала. Перед глазами, как назло, промелькнули в слоу моушн кадры из ее сновидения, доводя бедную, непорочную, совершенно не думающую о Рори в этом смысле девушку до исступления. Я сейчас пойду и переберу все твои травы, чтобы тебе стало стыдно! Что ты молчишь? Ты что, не слышишь, что я пришла? Я сейчас серьезно пойду твои карточки заполнять! Рори!
      Следующие три минуты она провела в звенящей тишине, в сопровождении своей лишь идеально выпрямленной спины. Дана прямо-таки чувствовала, как очаровательно поджаты ее красивые губы и сексуально раздуваются маленькие ноздри. Девушка полезно перекладывала карточки больных с места на место и разлила воду из банки на поющих червяков. Что-то навязчиво стучало; и Дана с беспокойством обнаружила, что не понимает, где – в сердце и в голове? Права была Недолеченная Дама, когда говорила, что постельные сцены снятся к раку груди! Вот я прямо тут заболею, умру, а потом уже синею и начну разлагаться, а он не отлипнет от этой девицы, пока я не начну вонять!
      - Кто с ночи не убрал поднос с секретера Соньки? – пробурчала она и уже протянула руки, чтобы убрать вещь со стола, как услышала разрезающий тишину голос Егора: - Потерпи немножко, тут осталось совсем немного.
МОЙ ЛАСКОВЫЙ ГОЛОС!!! Это же только МОЙ ласковый голос! Он этим ласковым голосом, а еще своими грубыми, шершавыми, ужасными, своими большими неуклюжими руками бьет ее по утрам, когда она вновь застревает в  своих идиотских сновидениях! Этим ласковым голосом он ворует для нее в Зале Двух Стихий малиновые пироги!
Она вспыхнула словно подбитый в воздухе самолет. И даже голова закружилась. Точно рак груди. И даже что-то глаза зажгло. Влага какая-то… Наверное, желудочный сок!  Гидеон Ослепший так зрение и потерял!
      Невероятным усилием воли Крылова все же взяла поднос со стула и демонстративно отошла к шкафу, чтобы убрать с него все лекарства, а уже потом вымыть в рукомойнике. А вдогонку ей раздавался раздавался новый удар: …хотя обычно при дезинфекции девушки орут и швыряются чем попало...
О Боже, этот желудочный сок сейчас проест мне глаза.
Дана вцепляется руками в край стойки и терпеливо ждет.
- Хотя, если ты привык к тому, что девушки в тебя чем-то швыряются, можешь подать мне вон тот симпатичный пинцет, я в тебя им кину.
Она что… флиртует? С ним? Флиртует? С Егором? С моим… Рори?

      Если честно, Дана не помнит, как это произошло. Оно даже не произошло, не случилось, оно вспыхнуло картинкой в голове – показало нужный путь, как надо действовать, устранять ее, устранять. Крылова бы не стала бить Рори, она бы точным ударом снесла голову этой ужасной, мерзкой, отвратительной девице, которая хочет забрать то, что ей не принадлежит, но она не понимает, что напала не на ту, не на ту…
- Да, точно, - и ее уверенный шаг (хотя идти почти не нужно было, она стояла от Рори в трех метрах) сбился, она, все еще оставаясь совершенно равнодушной, спокойной и умной женщиной, изо всех сил размахнулась и опустила поднос на голову Вильнову.
И откуда только взялись силы на этот феноменальный по своей мощности удар, если она не могла сейчас ни улыбнуться, ни даже заглотить назад стоящую в глазах воду?

Поскольку одна мудрая женщина стоит трёх красивых, то Дане придется совершить чудовищное нападение на Лоткову, ибо мудрых женщин в клане Крыловых не водилось никогда. Даночка была усовершенствованной и несравнимо более вкусно пахнущей копией своей мамочки, остававшейся такой же чувствительной и растерянной каждый раз, когда она сталкивалась с ситуацией, исхода которой не могла предвидеть. Никаких других женщин у Рори, кроме себя самой, Крылова не предполагала. Себя саму она тоже прежде считала исключительно боевым товарищем, а на втором курсе даже пыталась свести милого друга с Кузей Тузиковым, но тот от страха уронил веник и вследствие этого так обозлился, что оба авантюриста бежали от него быстрее ветра. Зато они сумели выяснить отношения и вдоволь посмеяться над гетеросексуальностью друг друга, что, если разобраться, куда перспективнее отношений с Кузьмой.
Для тех, кто еще не понял, хотелось бы уточнить, что Дана не сошла с ума, и не впала в истерику, и, нет, это не ее обычное повседневное поведение. Увиденное было шоком, но шоком мягким, бьющим по затылку как обух; увидеть Рори с другой девушкой? - она охотнее поверила бы в то, что мамин тупой домашний пудель нашел себе другого хозяина. Разве что пудель не снился ей в эротических снах. Даня -- собственница, но собственница недалекая, как девушка -- типична, и вряд ли когда-нибудь она сможет заинтересовать умного человека.
...Рори же умный человек?
Он вырывает из ее рук поднос, но делать это было необязательно - сам бы упал, ведь не держать же в руках предмет, которым ты только что сделала больно черепахе, на которой стоял твой безслоновий мир? Тяжёлые слезы не выдержали глаз и плеснулись на щеки, сработал безусловный крыловый рефлекс - она резко опускает голову, как будто боится показать слабость, хотя это давно уже на уровне подсознания, - бог ты мой, какая слабость, в тебе силы нет и не было! Дана, кричит он, какого чёрта? и кажется, что крик разрезает барабанные перепонки как скальпель, по крайней мере, внутри уха что-то задохнулось и упало. Она даже подпрыгнула от внутреннего содрогания, но головы не подняла -- слёзы договорились устроить марафон и уже вовсю щекотали ей шею. О боже, думает она, а если узнает Ягге? Какой непрофессионализм. А потом спохватывается: в самый трагичный момент сегодняшнего утра она может думать о такой ерунде? И после этого задыхается еще больше: да что же ты за человек такой, откуда черпаешь столько пустоты?
Какая же ты дура, говорит. Это не любовь. Это может быть недосып, потому что скоро зачет по обузданию магии, а она рисовала в тетрадках профиль Гурия Пуппера, это может быть расшатанная нервная система и, если хотите, даже глупый сегодняшний сон, от него до сих пор болят губы, отвернись. Он слышит ее и отворачивается, от него дует ветром. Руки бьет мелкая дрожь. Воспользовавшись паузой, Крылова судорожно вытирает лицо и шею от слез, поправляет волосы. Она кидает взгляд на его сгорбленную спину и память услужливо демонстрирует ее обнаженной, точь-в-точь копируя кадры из сна.
И тогда становится понятно, что хуже этого не могло случиться ничего. Нежить бы с ней Чумихой, черти бы побрали Гроттершу; да перевернись сам мир - было бы не так страшно! Это не ее Рори, это человек чужой! Он ее друг, он не то, что она планировала или желала бы увидеть: это не Пуппер, не Жикин и даже не Баб-Ягун, его вряд ли знает хотя бы половина Тибидохса, а те, кто знают, не всегда здороваются, так как точить зуб на кого-либо Вильнов не имеет привычки. Даня стыдится его порою, стыдится быть рядом и стыдится постигать его философию жизни: он неправильно живет и он -- не то, что нужно. Да и пускай бы брала его та нелепая дурочка, но вот только вспомнишь ее, руки в кулаки сжимаются.
Дана закрывает лицо руками. Это слишком сложно для ее понимания; пора уходить, брать отпуск (сам разберется, никого здесь по субботам нет), спросить Олю, как жить, погадать на рунах и на кофейной гуще. Сгоряча Крылова даже начинает подумывать о том, как бы переехать в другую комнату, допустим даже к соседям, но подальше от его дверей, чтобы не натыкаться каждое утро и видеть реже.
Она беззвучно отступает к двери, собирая волосы в хвост, планируя при выходе за дверь броситься со всех ног, как будто за тобой гонится голодный вепрь, забежать за угол, упасть и заплакать, заплакать горько -- потому что нет причины, это же излюбленная девочкина тема. И вот она уже почти у двери, как ее сбивает с ног растерянное "почему".  И тут бы, конечно, засмеяться, распустить волосы и ответить "По кочану!", услышать в ответ хамство и помириться, долго собирать бумажки, а потом рассказать про дурацкие сны (не вдаваясь в подробности и не описывая действующих лиц), выклянчить настойку, понимая, что с ее болезнью она никогда и ничего подобного не получит, но по крайней мере услышать голос спокойный и знакомый, вновь почувствовать старое ощущение некоторой досады от того, что дружит она не с королем школы, а всего лишь с Рори, который не уверен даже в том, что хочет быть магом.
Чего ты хочешь, Рори?
Разумеется, ничего такого не произойдет, заткнись, разум. Расслабь тело и иди. Она расслабляет тело и подходит к другу. Живот от чего-то скручивает и он ухает куда-то вниз -- доселе не испытанное ощущение. Кружится голова. А в это время внутри дивные процессы: от ненависти к себе даже кисло во рту. Я не уверена, что хочу, чтобы это происходило...
Даня подходит к Рори сзади, обнимает его руками. Упираясь головой в плечо, она пытается выиграть время и заодно начать дышать. Дыхание перебито, сердце стучит в голове. Руки вспотели. Немножко подкашивает ноги. Всё еще хочется убежать? Да. Крылова жарко дышит Рори в затылок. Так было и во сне. Вот только что не так?

Я не уверена, что тебя люблю.

Это мысли, рассказанные от лица человека, который не любит мыслить. От мыслей возникает точно такая же боль, как от укола или разбитой коленки. Особенно если они расползаются от тебя, как расползается мир пьяного человека – вот тут когда-то был бордюр, а теперь почему-то всё та же проезжая часть. Рефлексия – не для меня, я хочу бешено скачущей жизни.
От жизни остается не так уж много – ты только посмотри, семнадцать лет прожито в страшных снах, минимуме горького опыта и паре-тройке воспоминаний, которым будет не стыдно предаться на смертном одре. Осталось от силы лет двадцать, а там уже нет смысла. Смысла нет и в том, чтобы, как все волшебники, прожить 700 лет, борясь с магществом, подпитывая в себе жизнь зельями молодости и видя, как умирают любимые тобой жалкие лопухоиды.
Быть с Рори как быть в тисках, как стать женой декабриста, о которой никто не знает, как оказаться в центре одиозного скандала очень желтой прессы! Дана всю жизнь мечтала если не о принце, так о космонавте, об астронавте, о жизни на космическом корабле, о путешествии в другие галактики, о любви в разгаре крушения – обо всём том, о чем можно снять цветное кино, написать толстую книгу, поставить крикливый спектакль… И вот он Рори – миротворец, далай-лама, мать тереза и божий одуванчик. Тёплая размеренная жизнь с изначально пресекающимися скандалами, с отсутствием трагедии и совершенно несуществующей страстью отвращала ее, и если бы я любила себя хотя бы чуть больше, чем тебя, я бы давно убежала навсегда.
Он прижимается горячим выпуклым лбом, который передает жар всему ее телу и шепчет вещи, которые в ее фантазиях часто шептал Марлон Брандо в кепке капитана дальнего следования или лежащий в сене Юрий Гагарин в соломинкой во рту. В их губах эти слова приобретали смысл эротический, космического масштаба. В губах Рори это звучало как пошлость. Крылова чувствовала как к ее глазам поступает солёная рвота из слёз, как первые приступы уже начинает жечь глаза, и чтобы предотвратить это, девушка делает то, что от нее больше всего ожидали. Дана отстраняется от Рори и улыбается ему в лицо.
- Ну ты чо, - смеется она и легонько бьет его кулаком в плечо. Она исходится ненавистью к себе и презрением к Вильнову. Любовь, которой лучше бы не было. Привязанность к человеку, которого лучше бы не существовало. Богдана чувствует, как с крежетом закрывается люк космического корабля, оставляющего ее на космодроме. Она почти видит, как растворяется в черно-белом экране Марлон Брандо. Теперь никогда не будет иначе.

мне нужно побыть одной.

Она обнимает горящего Рори напоследок и целует его во влажный лоб. Так она будет целовать его через пять лет, посылая на Лысую Гору за билетами в один конец. Так она будет целовать его через десять лет, пытаясь дотянуться до лба и пресечь возникшее между ними препятствие - размером с огромный круглый живот. Так она будет целовать его жирным от печеной курицы ртом через пятнадцать лет и ненавидеть себя. Она уйдет в ванную, почистит зубы, скинет халат и наденет свитер. Она выйдет к нему снова, он вскинет удивленно брови, а она спросит: «Милый, мне кажется, наступило время, когда пора начинать что-то менять». И, возможно, тогда, когда они улетят на пылесохах в опасную даль, оставив в уютной квартире всё, что превратило их в людей-телевизоров, и взяв с собой только палатки и антивозрастной крем, тогда, быть может, у них появится шанс на то, что люди называют жизнью. Быть может, в этом и есть взаимное спасение - побольше даже, чем спасение планеты или какой-нибудь расы. Дана круто разворачивается на сто восемьдесят градусов и, пошатываясь, идет к выходу. Сегодня он точно справится без нее.
В дверях приходится остановиться, потому что она понимает, что не сказано самого главного, всего того, ради чего она разбивала головы о подносы.
– Мне кажется, нам нужно… Обсудить. – Дана озадаченно чешет щеку, пытаясь подобрать нужные слова. – Что-то с этим сделать. Надо как-то научиться с этим справляться.
Увидимся вечером. – Она уходит из магпункта навстречу валерьянке и искристому дюшесу, и уже из коридора оценивающе вскрикивает: - У тебя красивые подмышки!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ